Пять педагогических правил от Николая Чернышевского

Николая Гавриловича Чернышевского в первую очередь знают как революционера, философа, публициста и автора книги «Что делать?». Чернышевский-педагог известен в меньшей степени. Тем не менее, два года (1851-1853), на протяжении которых Николай Гаврилович служил учителем словесности, были самыми яркими в истории Первой Саратовской мужской классической гимназии.

Багаж знаний должен иметь запас прочности

Не секрет, что есть преподаватели, у которых объем знаний по предмету не слишком превосходит тот, который предусмотрен школьной программой. Ученики это улавливают моментально. Начинают задавать вопросы «не по теме», потешаются над тем, как педагог пытается выкручиваться. И, разумеется, ни о какой дополнительной, кружковой работе речь в таком случае идти не может.

Не таков был наш герой. Еще в детстве ему дали прозвище «библиофаг», то есть, пожиратель книг. Мальчик их проглатывал десятками и сотнями. Чтение было его излюбленным занятием, его физиологической потребностью. В результате к восемнадцати годам, когда он бросил Саратовскую духовную семинарию и поступил в Московский университет, Николай Гаврилович не только обладает громаднейшим литературным багажом, но, помимо этого, прекрасно знает географию, историю, грамматику, превосходно разбирается в теории словесности и может говорить на нескольких иностранных языках. А за годы обучения в университете все эти познания оттачиваются до совершенства и приобретается множество новых.

Конечно, гимназисты это чувствовали и безгранично уважали столь прекрасно подготовленного словесника.

Долой все казенное!

Современники часто сравнивают поступление Чернышевского в гимназию с дуновением свежего ветра. Он изначально заявил о том, что ненавидит формализм, зубрежку и прочие проявления гимназической казенщины. Учебники он моментально объявил устаревшими, и заменил их изучение собственными увлекательными рассказами. 

Чернышевский говорил: «Учебник нужен только для экзаменов, а к каждому уроку незачем зубрить его: лучше читайте побольше книг».

Это, конечно, возымело свое действие. Один из учеников писал в мемуарах: «Особенно полное и глубокое впечатление он произвел на нас чтением Жуковского, к поэзии которого питал тогда особенную наклонность наш детский мечтательный ум. Мы, помню, плакали над сказкой «Рустем и Зораб», прочитанной, правда, с необыкновенным умением и чувством».

А вот еще одно воспоминание о Чернышевском: «Входил в характер действующих лиц и менял, смотря по содержанию, голос, тон и манеры. Казалось, он сам переживал те события, о которых читал».

Ни один учебник, разумеется, не даст такой эффект.

Не скрывать своего отношения к коллегам

Это было одним из основных принципов Николая Гавриловича как преподавателя. Он был нетерпим к непрофессионализму коллег. 

В одном из писем Чернышевский сообщал: «Учителя — смех и горе, если смотреть с той точки зрения, с какой следует смотреть на людей, все-таки потершихся в университете, — или позабыли все, кроме школьных своих тетрадок, или никогда и не имели понятия ни о чем. Разве, разве один есть сколько-нибудь развитой из них. А то все в состоянии младенческой невинности, подобные Адаму до вкушения от древа познания добра и зла».

Гимназисты были в курсе отношения словесника к другим преподавателям. За это его уважали еще больше. А коллеги — соответственно — еще больше ненавидели Николая Гавриловича.

Не беремся рекомендовать такую тактику современным российским учителям — все таки доброжелательная атмосфера в преподавательском коллективе более чем желанна, но приводим ее здесь, поскольку Николай Гаврилович неуклонно придерживался этого правила. И в некоторых случаях, пожалуй, стоит проявить бескомпромиссность.

Уважать учеников и требовать того же от коллег

Безусловно, к таким случаям относятся ситуации, в которых другие учителя пытаются унизить своих учеников. Для самого Николая Гавриловича уважительное отношение к ученикам было одним из главных правил. Один из гимназистов вспоминал: «Что особенно нас поразило, то это его… уважение к нашей личности, которая подвергалась всевозможным унижениям со стороны нашего начальства и учителей».

Чернышевский сразу удивил учеников своим неизменным обращением на «Вы». Большим учительским столом, стоящим на приличном возвышении, новый словесник пренебрег — садился на стул непосредственно перед передними партами. Об оскорблениях и насмешках не было и речи.

Нередки были ситуации, когда в класс заявлялся гимназический директор Алексей Мейер. Прерывал словесника, требовал, чтобы отвечали урок. На что Николай Гаврилович спокойно заявлял: «Я еще не кончил своих объяснений. Позвольте прежде окончить их, и тогда я спрошу урок ученика по вашему выбору».

Мейер, разозлившись, выбегал из класса.

Алексей Андреевич старался занижать оценки гимназистам — Николай Гаврилович и здесь противился. Его коллега-математик как-то раз спросил: «Что вам за охота спорить с Мейером из-за отметок? Он дурак, дураком и останется. Что вам ученики, что вы из-за них ссоритесь с директором? Родственники, что ли?» 

«Я дуракам не уступаю, — отвечал словесник. — Если ученик слаб, я ставлю ему дурные отметки; но я не могу согласиться с Мейером поставить дурные отметки ученикам, которые знают и отвечают на экзамене сносно, тем более потому, что вижу в этом явные придирки Мейера».

Ученики — те же приятели

При всем при этом Николай Гаврилович держался с гимназистами на равных. Часто приглашал их к себе в дом, где проходили увлекательнейшие беседы с лучшими умами города Саратова. Да и сам словесник часто присоединялся к гимназистам. Один из них писал: «Ежедневно, возвращаясь после классов домой, Чернышевский был сопровождаем множеством учеников, с которыми он, как отец с детьми, дружески беседовал, узнавал о здоровье их домочадцев, где они живут, шутил и смеялся и пожимал руки тех, кому приходилось, приближаясь к своему дому, прощаться с учителем. Летом, по вечерам, Чернышевский делал прогулку, и если видел, что в каком-нибудь дворе идет игра гимназистов, то заходил во двор и принимал участие в забавах. Тут Чернышевский до того оживлялся и увлекался развлечением игрою, что от чрезмерной усталости усаживался для отдыха на каком-либо обрубке или доске, ведя разговор с мальчиками».

Николай Гаврилович ни в коем случае не притворялся. Он сызмальства был большим охотником до всяких развлечений. Один из его товарищей по детским играм вспоминал, как Чернышевский скатывался с горки на санях: «Любитель больших и сильных ощущений, Николай Гаврилович старался направить дровни на ухабы и шибни, которыми в зимнее время бывал усеян Бабушкин взвоз. Подкатываясь к последнему кварталу взвоза, Николай Гаврилович старался направить сани на бугор, чтобы с него можно было скатиться на Волгу, где находилось несколько прорубей, и проскочить через прорубь, конечную цель нашего катания».

Гимназисты, естественно, были в восторге от такого учителя.

Спонсор рубрики «Исторические хроники» — компания «Вотум», разработчик интерактивных решений в области образования.

Источник