Мотивация к учебе. Где ее раздают?
В числе множественных упреков в адрес школьных учителей сегодня. часто можно слышать, что, дескать, они не создают мотивацию к обучению. Отсутствие у детей желания учиться — это тревожный фактор. Родители вообще стали более тревожны и агрессивны в силу того, что государство постепенно отказывается от социальных обязательств. Родители хотят гарантий для своих детей и требуют их. А школьные администрации перенаправляют родительские вопросы и родительский гнев непосредственно на учителей. Те, кто не знает школьную кухню и то, как мало у учителей прав и возможностей, легко ведутся на этот развод. Да просится мне переход на сленговую лексику!
Спору нет: учитель может отбить охоту к учебе, может вдохновить любовью к своему предмету. Всякое бывает. Однако, было бы неоправданным преувеличением возлагать на учителя полностью всю ответственность за мотивацию.
Слишком просто и линейно это выглядит, чтобы быть правдой. Впрочем, из концепции «образовательной услуги» данный сомнительный подход напрямую вытекает: раз в парикмахерской от нас ничего не требуется, только в кресле тихо посидеть, то и в образовании подай, исполнитель, нам заказ в полном объеме, чтобы и мотивация была в пакете услуг. Не иначе.
Мотивация детей и подростков к обучению – один из ключевых вопросов всех методик и подходов современной педагогики. Времена розог, слава Богу, прошли. Мало чему можно научить из-под палки. Такое, конечно, случается иногда (вспомним хотя бы тяжелое детство композитора Паганини), но для массового применения не годится. Потому что человечество продвинулось с тех пор в области прав человека и основ психологии. Кстати, нелишним будет напомнить, что в древние времена и учение само по себе было действительно светом, потому что чаще открывало дорогу к лучшей жизни для носителей знания. И вопрос мотивации не стоял тогда так остро еще и потому, что мотивация к обучению полностью совпадала с мотивацией к повышению или сохранению социального статуса. Или к приобретению достатка. Кроме того, образование не было всеобщим и обязательным, поэтому недостаточно мотивированные «объекты образования» быстро сходили с дистанции.
В наши дни все стало сложнее. С одной стороны, образование само по себе перестало быть гарантией социального лифта, а знание – сакральной привилегией. С другой стороны, обучение стало всеобщим и обязательным, поэтому даже полное отсутствие интереса к учебе перестало быть поводом для прекращения обучения.
Оно и хорошо, конечно, что детей не вышвыривают из школы, а все-таки вынуждают доучиться. Хоть как-нибудь. Это лучше, чем они будут «бегать по улицам» и заниматься всем остальным, что вкладывается в это условное понятие. Но не замечать побочные эффекты ситуации с принудительным и немотивированным обучением — тоже позиция весьма неосмотрительная.
Сегодня школы заполнены детьми и подростками, чье будущее никак не коррелирует с полученными в школе знаниями. Знание в обыденном понимании этого слова окончательно утратило свое социальное значение, перестало опознаваться как фактор, ведущий к лучшей жизни. Что усиленно подогревается современными концепциями образования, уверяющими наивного обывателя, что сегодня абсолютно все можно «нагуглить», то есть найти в интернете. И эта ложь подкрепляется псевдонаучными педагогическими теориями, противопоставляющими «деятельностный подход» такому злу, как «знаниевая парадигма». И у тех школьников, которые благодаря, в частности, всему перечисленному, совершенно не уважают знание, как таковое, нет никакой возможности прекратить обучение в силу закона об «обязательном всеобщем». И вот с этой ношей должен справиться учитель. Без помощи государства и родителей. Учитель должен замотивировать ребенка с таким вот бэкграундом. Насколько это реалистично и, главное, насколько это конструктивно – возлагать эту функцию полностью на учителя?
Что может побудить таких школьников к учебе? Не к сдаче ЕГЭ и получению аттестата, а именно к учебе, к получению знаний?
Разумеется, есть еще природная мотивация или, говоря по-русски, любознательность, изначально вложенная в психику каждого ребенка. Еще это называется когнитивная потребность. Но, во-первых, у большой части детей эта потребность убивается уже на стадии раннего развития, в семье. Среди средств, которыми семья последовательно может убить в ребенке желание учиться в дальнейшем, можно отметить ограничение впечатлений, нежелание взрослых отвечать на детские вопросы, отсутствие книг в доме, недостаток времени у родителей на познавательное времяпрепровождение с детьми, неуважительное отношение к знанию и чтению как таковым и отсутствие примеров для подражания, бесконтрольное поглощение детьми суррогатов информации из телевизора и интернета. Никакими кружками и школами раннего развития не восстановить потом то, что утрачено в специфической домашней атмосфере. У тех детей, у кого родители позаботились, чтобы не убить любознательность и тем самым хорошо подготовили ребенка к школе, потребность познания может быть задавлена в первые годы системой обучения, ориентированной на стандарт, с плохо организованным учебным процессом, с несовершенной системой оценивания , с уравниловкой, текучкой, перегрузками. К средней школе учеба вызывает часто отвращение даже у развитых и любознательных поначалу детей.
Заметим, что из семьи учитель принимает ребенка без каких-либо критериев готовности к школе (за исключением, может быть, гимназий и спецшкол). Но и внутри школьной системы отдельный учитель с каждым годом все меньше может на что-то повлиять. Несправедливо и совершенно неконструктивно вешать на кого-либо решение тех задач, для которых нет инструментария. Всем рулит у нас государство, отдельный работник все больше превращается в исполнителя. Там и спрашивайте, откуда идут указания и контроль.
Поэтому ответственность учителя за мотивацию к обучению, равно как и за качество образования, может быть только частичной, и величина этой части прямо пропорциональна степени свободы, которая дана учителю.
Вот почему понятие «академические свободы» так и осталось в законе об образовании (ст.47). Это свобода выбора учителем методик и подходов, свобода от вмешательства в работу, свобода выбора учебных пособий и многое другое. Это все осталось, пусть даже в роли атавистического украшения. Потому что это необходимое украшение, позволяющее извне возложить на учителя максимум ответственности. И заодно уйти от ответственности всем остальным сторонам. Семье, педагогической «науке», бюрократической системе управления, государству, обществу, школьной администрации. Но если реальной свободы нет, то и ответственность получается фиктивной. Давайте или реализуем академические свободы, или отстанем от учителя.
По сути, учитель сегодня выполняет функцию стрелочника. Ему приписывают свободу, которой он не имеет, а вкупе с нарисованной свободой даруется ненарисованная ответственность.
На деле же все, кому не лень, учат школьного преподавателя как он или она должны учить. Методисты, контролеры, пресса, школьные администраторы, философы образования и родители. Нужды нет, что все эти «знающие как надо» заваливают учителей требованиями и советами, зачастую прямо противоположного свойства. Например, оценивать учебный труд по личным результатам и достижениям, одновременно выдавая объективную оценку, соответствующую стандартам образования. Или «создавать ситуацию успеха», комфорт образовательного процесса для каждого ученика, одновременно жестко следуя программе. Или, объявив ребенка субъектом (а не объектом, как раньше) образования, возложить на учителя ответственность за мотивацию, но школу оценивать по рейтингу и результатам ЕГЭ. Неудивительно, что при такой системной шизофрении результат все хуже.
Все сказанное обращено, прежде всего, к родителям. Чтобы они очень хорошо себе представляли, в какую школу отдают сегодня детей. В школу, которая все меньше может нести ответственность за их образование. Если отвечает за жизнь и здоровье – и то уже очень хорошо. Но образование вам школа не даст. Если вы сами об этом не позаботитесь. Если не примете осознанное родительство как необходимое условие выживания для себя и своих детей.
Увы, другого выхода нет.
