В воспитании солдата – особая педагогика

Александр Городинский называет себя педагогическим терапевтом. Имеет право! У него и педагогическое, и психологическое образование. Но самое главное — огромный опыт. Еще в советское время он работал педагогом, директором школ и интернатов в Латвии, а потом — учителем в США. пародолжаем публикацию рассказов Александра о его учениках, о том, как он и его коллеги помогали им справляться с жизненными трудностями и взрослеть. Уверены, что вы сможете почерпнуть из этих историй много полезного, но, самое главное, вдохновляющего для того, чтобы завтра снова придти к детям.

У него не замечали особых способностей. Потому что он никогда не проявлял старания, чего-либо достичь, тем более, чего-нибудь развить у себя.

Джон рос в семье, где никто никогда не задавался вопросами о развитии ребенка. И окружающая жизнь не требовала этого. В его обществе не приходилось напрягаться, стараться, стремиться. Даже слов таких в обиходе не встречалось.

Но два свойства, я бы сказал таланта, у Джона развились лучше и не надо. Первое — умение залихватски ругаться матом. Второе — лихо драться. 

В сообществе, где Джон рос, считалось нормой сквернословить и агрессивно обращаться друг с другом. Даже здоровались словами и жестами, которые у непосвященного вызывали страх. Если же вы подслушали бы бытовой разговор между приятелями, то вам показалось бы, что вот-вот начнется битва.

Таковы бытовали привычки и обычаи в этой среде. Как они зародились, никто не знал, но иного ни отцы, ни деды не помнят. Так все общались между собою — со своими женами, со своими детьми. Джон также не являлся исключением.

В школе, которую Джон посещал, учащиеся делились на три группы. Одну малочисленную группу составляли «гики», которые ни с кем не знались, хорошо учились — их никто не уважал.

Во вторую группу входили те, к которым принадлежал Джон, — жители одного района, знакомые и даже родственники.

И третья — заклятые враги второй группы — куда входили пацаны и девчонки из другого района.

Жизнь протекала, как себя помнит Джон, одинаково, но очень интересно. Утром (если он просыпался утром) уходил в школу. Там встречался с «дружбанами» и выяснял, что «натворили» за прошлые день и ночь те — из другого района. Потом договаривались со «своими», как будут мстить и устраивали «войну». Такова «романтика». Это захватывало, увлекало, наполняло жизнь смыслом.

Времени ни на что другое не хватало. Так проходили годы. Беда в том, что с возрастом стало не хватать денег. От предков не осталось никакого наследства, поскольку они вели такой же образ жизни. Мелких доходов от случайного воровства едва хватало, чтобы свести концы с концами, да, на марихуану.

Продолжать учиться не хотел до отвращения. Да и как продолжать учиться, если ничего не усвоил из школьной программы. 

Так, наверное, и продолжалось бы. Да, вот очень уж ему не нравилась тюрьма. А последнее время все чаще и чаще за каждую, даже «безобидную», драку приходилось сидеть по три, а то и более месяцев.

Для кого-то это все равно. Подумаешь? Мол, и кормят, и комфорт, опять же. Да, и привычное всё там.

Но Джону почему-то каждый раз «решетка» давалась все сложнее. Все здесь для него наводило какую-то просто невыносимую тоску. Последние дни «отсидки», обычно, Джон доходил почти до умопомешательства.

Но не участвовать в драках и других «криминальных мероприятиях» на стороне своего района он не мог. Это ведь его жизнь, другой он не знал и знать не желал. Так же жили его отец, который давно умер; также жил дед, которого он не застал.

Последний раз Джон не выдержал и совершил попытку повеситься у себя в камере. Ему оставалось досидеть только пять дней. Не выдержал… Как раз на день рождения. Исполнилось ему восемнадцать лет.

— Что, попытка не удалась? — спросил я вяло и совершенно равнодушно. Так обычно ведут разговор «дружбаны».

— Да, уж…, — выдавил он так же вяло и еще более равнодушно.

— А когда следующий раз будешь пытаться? 

— …Не знаю… Наверное, завтра, — не без удивления последовал медленный ответ.

—  А почему не сейчас? — спросил я твёрдо и настойчиво.

— ??? — уставился Джан в мою сторону еще более удивленный и предельно злой.

— Я серьёзно.

— А ты, что?! Ты зачем пришёл?! Чего ты хочешь?! — на изощренном мате прокричал мой собеседник.

— Ничего я от тебя не хочу. Меня послали узнать, когда ты «нормально» повесишься. И всё тут.

— ???

— Ты всем надоел. Ты никому не нужен. В тюрьме тебя уже все знают и ненавидят. Твоя жизнь полная дрянь! Ты даже повеситься толком не умеешь! — чеканил я слова спокойно, но жёстко.

Не столь важными являлись мною сказанные слова, сколь значима и внушительна интонация моего голоса.

Джон надолго задумался. Он что-то пытался высказать, но кроме чистого мата у него ничего не получалось. Если перевести на нормальный язык, то звучало бы примерно так: «Да, я вас всех игнорирую! Я вас всех изнасилую! Живу, как хочу. А, как иначе жить, зачем жить по-другому?! Я делаю то, что умею, я ничего не умею, кроме того, что делаю! Так же жили мои отцы и деды». 

— Вот и я о том же. Так жить и не надо… Кому нужна такая жизнь? Ни тебе, ни мне, ни твоим родным! — сказал я как можно убедительно.

—???

На сей раз пауза затянулась надолго. Видно было, что мыслить о таких проблемах дело для него непривычное.

— Слушай, а есть ли другая жизнь? Ты вот как живешь? Какая у тебя «банда»? — начал неуверенно говорить мой ученик.

— Есть другая жизнь. Я прожил всю жизнь по-другому.

— Расскажи, мне. Научи. Я не хочу умирать…почему-то…

—. ..Наверное, у тебя есть еще энергия жить, поэтому и не хочется умирать. Может не стоит торопиться расстаться с этим миром. Ведь это всегда можно успеть.

— Так я опять в тюрьму угожу… А так не хочется.

— Иди в армию. Сейчас война. Америка всегда с кем-то воюет. Тебе там будет полное раздолье. Будешь драться или с сослуживцами, или с врагами.

На сей раз Джон долго смотрел мне в глаза. Я же наслаждался, наблюдая, как в тишине в сознании человека происходят фундаментальные изменения. В этот момент важно не изменить педагогической задаче. То есть уверенно думать о том, что сказал своему ученику. Иначе подопечный сорвется со своих зарождающих мыслей.

Когда глаза в глаза — это наиболее ответственная педагогическая ситуация.

…После этого разговора, мы еще долго и кропотливо обсуждали детали будущей жизни. Встречались с профессиональными военными агитаторами, выбирали род войск.

Обычно я не поддерживаю отношения с теми, кому помог вернуться к жизни. С педагогической точки зрения, большинству людей важно вычеркнуть из памяти все, связанное с попыткой самоубийства.

…Но Джон мне звонит из любой точки планеты, куда его заносит воинская служба. Он по-прежнему лихо выражается матом, но уже жизнерадостно. При этом постоянно убеждает меня, что никого еще не убил, но драться приходится частенько.

Источник

Похожие статьи

Добавить комментарий

Закрыть