Деревья Кати-Анны Тагути
Проект Кати-Анны Тагути «Arbor: жизненная форма» представляет деревья как уязвимые, немые свидетели нашего прошлого и настоящего. Алина Хангареева рассказывает, как их образ стал рефлексией памяти и надежды.
Белый куб на территории ненадолго стал рощей, где появились корни и мощные стволы многолетних деревьев. При ближайшем рассмотрении они похожи на переплетенные человеческие тела — с кровеносными сосудами и мышцами, суставами и сочленениями. Гипсовые слепки колен, ступней, которых касается ладонь, очертаний спины, как часть экспозиции, лишь усиливают эту образность. В этих параллелях проявляется уязвимость, как и человека, так и мощной силы природы. Именно они стали главным вдохновением к серии художницы Кати-Анны Тагути.
«Меня как сугубо городского жителя, интересовали деревья в городе, — рассказывает она. — Они не свободно и привольно растут со своими собратьями в природной среде, а одинокие, раненые, часто с ободранной корой, напоминают вернувшихся с поля боя солдат, исполняющих свой ветеранский долг. Живя между людьми, они приобрели человеческие черты: стволы как тела, корни как переплетенные руки и ноги, кора как кожа».
Катя-Анна Тагути (Екатерина Козлова) родилась в Риге, но росла в Москве. Ее творческий путь пришелся на распад Советского Союза, свободные 1990-е и 2000-е, а также современные попытки переизобретения империи. СССР в ее понимании был похож на затонувшую Атлантиду, в которой сталинский «Большой стиль» и «Большой террор» происходили одновременно. На фоне ужасов, описанных в рассказах Шаламова, воспоминаниях Гинзбург, власти возводили величественные здания как символ сакрализации власти, подтверждающий их статус.
Со смертью Сталина фундамент основательно подкосило, что окончательно высветил брежневский «застой». Символы империи, которые проповедовала советская номенклатура, обесценились. За фасадом величия оказалась выхолощенная пустота, где все держалось на лицемерной идеологии и пропаганде. Отмена цензуры и неограниченная свобода слова и самовыражения привели к высмеиванию сакральных образов и постулатов, а общество оказалось на выжженном поле того, что когда-то называли великим союзом. Попытки возродить прежний символизм стал похож на метапародию, где телевидение с «новой» искренностью напоминает, что «раньше было лучше». При этом упускается из виду, что в семиотике прошлого не осталось энергии, а молодое поколение и их родители давно живут в ином мире с иными правилами, где старые смыслы не работают.
«Удивительно, что мы видим деревья и больше не удивляемся им» — эта цитата Ральфа Уолдо Эмерсона стала эпиграфом к выставке «Arbor: жизненная форма». Жить в нынешних реалиях, значит быть как дерево с холстов Тагути. Здесь оно не древо познания, а символ уязвимости и стойкости в контексте быстро меняющегося мира и неопределенного ландшафта. Деревья — немые зрители, которые вынуждены принять позицию наблюдателя и выдерживать любую непогоду.
Многие застряли в состоянии «уйти нельзя остаться», где нельзя однозначно поставить запятую. Без поддержки, заботы и эмпатии не способны выжить ни растения, ни человек, но, возможно, нам есть чему научиться у деревьев. Чтобы сохранить свою цельность и человечность, нужно крепко пустить свои корни, переплетаться с другими людьми, помогать им, и именно в этом искать смысл и надежду.
