Борьба за власть с учениками ради учеников
Александр Городинский называет себя педагогическим терапевтом. Имеет право! У него и педагогическое, и психологическое образование. Но самое главное — огромный опыт. Еще в советское время он работал педагогом, директором школ и интернатов в Латвии, а потом — учителем в США. Продолжаем публикацию рассказов Александра о его учениках, о том, как он и его коллеги помогали им справляться с жизненными трудностями и взрослеть. Уверены, что вы сможете почерпнуть из этих историй много полезного, но, самое главное, вдохновляющего для того, чтобы завтра снова прийти к детям.
В детском доме, куда меня направили работать, правили свои законы. «Главари» диктовали условия жизни для учащихся, а заодно и для работников. Их авторитет держался на кулаке.
Фто Ashkan Forouzani из Unsplash
Они наказывали тех, кто им не угодил, организовывали воровство, а наворованное распределяли. Лучшее из воровской добычи доставалось самим лидерам, следующие по значимости украденные вещи получали особо приближенные и остатки доставались тем, кого лидеры поощряли. Ничего оригинального — так положено в криминальных обществах.
«Главари» не выполняли никаких школьных обязанностей, только спали, ели и бродили где попало. Да, еще занимались примитивной любовью с девчонками, которые им нравились.
Очень скоро я понял, почему никто до меня не соглашался работать руководителем этого детского дома.
Понимание пришло через несколько дней, после того, как я приступил к своим обязанностям. Двое «главных» явились ко мне в кабинет. Была уже ночь. Высокие, крепкие пацаны (обоим по восемнадцать) вальяжно ввалились в дверь, дымя дорогими сигаретами и с бутылками вина в обеих руках.
— Здорово директор. Как дела? Работаешь еще? — прогундосили крепыши бандитски дружелюбно, как давние знакомые.
Я спокойно, но твердо сказал:
— Здесь не курят. И спиртные напитки категорически запрещены в нашей школе.
— Ты не шуми. Хорош базарить. Мы пришли к тебе заключить договор, — сказал самый разговорчивый.
— Какой договор? О чем? — дал я понять, что не намерен обсуждать вопросы в подобной ситуации.
— Мирный договор между тобою и нами.
— А кто воюет? Я не воевать сюда приехал, а сделать жизнь таких, как вы, лучше. Мне войны в армии хватило с избытком.
Уяснив мою несговорчивость, ребята решили действовать более решительными методами:
— Кончай гнать пургу (матом), директор! Без нас ты никакие порядки не наведешь. Здесь все зависит от нас. Так много лет было до тебя, так будет всегда. Давай лучше выпьем и обмозгуем, как все сделать «тип-топ», — после этих слов, без тени сомнения, один из них умелыми движениями открыл бутылки и разлил каждому по целому стакану.
Не говоря ни слова, я спокойно и уверенно (видимо, только потому, что недавно пришел из армии) опорожнил стаканы в мусорное ведро, там же, в этом же ведре, ловко разбил бутыли.
То ли от моего решительного вида, то ли от того, как лихо все было проделано, не проронив ни капли на пол — «ночные собеседники», огрызнувшись, вышли из моего кабинета.
На следующее утро никто из «главарей» не собирался подниматься вовремя. Такое поведение являлось правилом, подтверждающим иерархического статуса.
Я вошел в комнату, где они спокойно спали. Там стаяла невыносимая вонь от табачного дыма, грязного белья, немытых тел и алкогольного перегара.
— Бойцы! Весной вы уходите в армию, а простых навыков дисциплины не имеете. Вам тяжело придется в штрафбате.
—Какой штрафбат? Ты что мелешь? — заорали «главари».
— Я вам сейчас покажу, что такое «штрафной батальон»! — сказал я и быстро перевернул обе кровати. Для главарей это действие явилось высшим оскорблением. Тем более, что в комнате в этот момент находились несколько «приближенных».
Наверное, меня избили бы, если б я не задал спокойно, озадачивший всех вопрос:
— Бойцы! Почему вы живете в таких паршивых условиях? Вы что, себя не уважаете? Неужели никто не хочет жить в комфортных, красивых, благоустроенных комнатах с телевизорами и мягкими кроватями?
Открытые рты и выпученные глаза говорили лучше всяких слов. Убедившись, что мой трюк удался, я начал вести с присутствующими мирную беседу, при этом, одинаково с уважением обращаясь ко всем жителям «элитарной» комнаты:
— Давайте не будем заниматься ерундой. Давайте лучше потратим энергию и усовершенствуем свой быт. Комнаты уютные устроим, санитарные условия нормальные создадим. Ведь уважающие себя люди так не живут.
— Чего ты от нас хочешь? Чего ты мелешь? Фильтруй базар. Объясни, директор. Что тебе в нашей комнате не нравится? А ты видел другие комнаты? — загундосили с характерным протягом жители «элитарной» комнаты.
— Видел. И знаю, как сделать вашу жизнь лучше и комфортнее. Поэтому и приехал сюда работать.
— С чего это? Что за трёп? Никого никогда не интересовала наша жизнь ни здесь ни там, а тебя вдруг волнует? — засомневались присутствующие, при молчаливом присутствии «главарей».
Тут один из «главарей» почувствовав, что инициатива может перейти ко мне, начал грубить и демонстрировать свою независимость. Я сделал вид, что не заметил грубости и продолжил:
— Как сделать вашу жизнь лучше — я расскажу на общешкольном совещании. Поскольку, улучшать жизнь будем для всех без исключения, а не только для жителей этой комнаты, — сказал я и ушел, громко проговорив, что жду всех на завтраке в столовой.
Завтракать пришли все, кроме «главарей». Я дождался, пока учащиеся поедят, и изложил свою программу преобразования детского дома перед всем детским коллективом.
Мои объяснения приняли с нескрываемым интересом, хотя и без доверия. Слишком много врали этим детям взрослые. Пацанов, которые собрались нести обильный завтрак «главарям», я остановил, сказав, что отпущу после своего выступления.
«Главари», впервые получив холодный завтрак, почувствовали, что инициатива и авторитет уходит от них. Я не знаю, как они обсуждали свой «проект». В результате приняли единственное, по их мнению, решение.
На следующий день, во время уроков, один из них вызвал меня из кабинета. Как только я вышел, он тут же упал на пол. Я инстинктивно (спасибо армейской выучке) бросил взгляд в противоположную сторону и увидел его приятеля, который целился в меня из самодельного пистолета. Выстрел раздался и я (мне показалось), как в замедленном кино, увидел летящую пулю, которая пролетала рядом с ухом и шмякнулась в штукатурку. В таких случаях или замираешь от страха, или действуешь молниеносно. Схватив за волосы лежащего «главаря», уже вместе с ним я прыгнул в сторону стрелка. Тот не успел опомниться, как получил солидный удар (слава Богу, я не убил его).
Обоих оглушенных затащил в свой кабинет. Услышав шум, кое-кто выглянул в коридор из классных комнат. Я сделал вид, что ничего не произошло, и на изумленные вопросы ответил, что упали книги с полки. Вернулся в кабинет и связал покрепче, как положено, испуганных и обмякших «соратников» (предварительно изрядно облил «дружбанов» ледяной водой).
Когда пацаны пришли в себя, я разыграл «спектакль». Набрал телефон своего знакомого и начал с ним беседу, делая длинные паузы:
— Послушай Леша, у меня тут произошел инцидент. …Я не хочу вмешивать милицию… Заберут их и отпустят. …Меня же и обвинят, что плохой педагог. Я решил их «убрать с концами». …В отчете напишу, что сбежали в неизвестном направлении. …Ты мог бы приехать на своей машине? Мы их закапаем у тебя в лесу, там их никто не найдет. …Думаешь, собаки найдут? Тогда захвати пару ведер серной кислоты, …мы их в твоей ванне растворим и смоем в канализацию. …Хорошо. …Жду тебя.
«Спектакль» удался. Мои «неудачливые соратники» по борьбе за свою власть — поверили. То ли от холодной воды, то ли со страха начали трястись всеми телами.
…Разумеется, горе-главари остались живы, но «педагогическое искусство» сделало свое дело. Извинений и клятв в верности эти ребята никогда так много не произносили. С тех пор в нашем детском доме установились другие порядки.
На следующий день я договорился с приятелем-директором и поменял своих «героев» на таких же из его детского дома. При этом, взяв клятву у «своих», что никто не узнает о случившимся, сам пообещав тоже никому ничего не рассказывать.
До сих пор клятва соблюдалась с обеих сторон. Вы, уважаемые читатели, узнали об этой истории первые. И то только потому, что до меня дошла достоверная информация об их смерти. Погибли (каждый в разное время, с разницей в полгода) в разных тюрьмах.
