Почему бы не спросить учителя?
Вот и снова ЕГЭ. Проводятся в девятый раз под аккомпанемент неутихающих споров об их необходимости. В споре принимают участие депутаты, ученые, педагоги, родители и сами герои торжества — дети. И не мудрено – в ЕГЭ есть как плюсы, так и минусы. Осталось понять, чего больше?
Итак, ЕГЭ по русскому языку – тестовая часть. Противники утверждают, что знание особенностей причастий, деепричастий и прочих премудростей русского языка как науки пригодится в дальнейшей жизни очень немногим, и на этом основании предлагают ЕГЭ отменить.
Защитники говорят, что эти знания необходимы всем, ибо русские люди знать русский язык обязаны, а ЕГЭ – гарантия непредвзятости, честности и, значит, возможности для ученика не сдавать вступительный экзамен в любой вуз страны.
Здесь можно бы и согласиться. В старые добрые советские времена, когда дети сдавали русский язык устно, тоже были все эти причастия и деепричастия, так как по-другому научить русскому языку просто невозможно. Правда, ребенку, отвечающему по билету, требовалось показать как теоретическое знание вышеназванных терминов, так и практическое умение использовать эти знания.
Но, казалось бы, какая разница, если благодаря тестовой части КИМа, можно проверить у ученика знания правил грамматики и пунктуации русского языка и способов их применения в каждом конкретном случае? А разница в том, что это ни в коем случае не означает, что ученик, правильно сделавший тестовую часть, грамотно напишет диктант, где будут слова и предложения на эти самые правила, потому что он знает: тест 8 (ЕГЭ)– нужно вспомнить правописание корней слов, тест 17 – вводные слова и обращения. То есть на тестовой части баллы заработать легко не только сильному, но и самому среднему ученику, если он выучит алгоритмы выполнения каждого задания.
Легко набрать ему же, среднему ученику, баллы и за «сочинение», «эссе», как называется усеченный анализ текста. Стоит только выучить алгоритм «рассуждения». Но это именно среднему ученику!
Последние пару лет тексты увеличились в объеме, усложнились, и у детей, имеющих чутье к художественной литературе, знающих цену слову и не умеющих халтурить, стали появляться проблемы. Такие ученики просто не умеют писать подобные исследования «на отстаньте», а чтобы проанализировать текст, как положено, у них не хватает времени. И я не понимаю, почему в таких случаях нужно с изуверской вежливостью отбирать работу у ребенка, которому не хватило 15-20 минут, чтобы переписать с черновика сочинение и быть уверенным, что свои заслуженные и так необходимые для выбранного института баллы он получит?
Но правила проведения ЕГЭ требуют, чтобы в минуту Ч работа лежала на столе. И как бы ни чувствовал себя преступником педагог, вынужденный отбирать у плачущего ребенка баллы, запечатанные в не подлежащем проверке черновике, он не может поступить иначе, ибо прояви он человечность, в лучшем случае заплатит немаленький штраф, в худшем — вылетит с работы. Это, заметьте, за принудительный, редко и мало оплачиваемый труд…
Никто не спорит, в жизни детей сдача ЕГЭ – важный этап. И принятый ритуал проведения его это подчеркивает. Но зачем его, этот ритуал, доводить до абсурда? Психика детей неустойчива, для нее и так немалое испытание – поход в пункт проведения экзамена в чужую школу. А там выпускников, прежде чем пропустить в аудиторию, проверяют, как подозреваемых в терроризме. Ну, скажите на милость, что надеялись организаторы найти в бюстгальтере девочки, когда несколько раз пропускали ее через металлоискатель? И интересно, сколько баллов она наберет после этого по химии, даже если эта девочка — будущая Анна Межлумова (для интересующихся: Анна Ильинична смогла выделить из нефти бензин с октановым числом 76, который способствует развитию скорости, быстрому разгону и меньшей изнашиваемости двигателя)?
И этот случай не единичный.
«Скорую помощь во время ЕГЭ в Москве вызывали около 200-250 раз в этом году. Мы особое внимание обращаем на то, чтобы не нервировать и без того нервничающего участника ЕГЭ», — цитирует НСН Сергея Саминского. По его словам, причинами госпитализации учеников стали давление, гипертонический криз, перебои работы сердца». По информации nsn.fm
Надо полагать, это и есть результаты «старания не нервировать»?
Все эти особенности проведения ЕГЭ не только могут поломать ребенку жизнь, но и страну могут лишить так необходимого ей специалиста.
И прежде чем вводить следующие обязательные ЕГЭ, например, по английскому языку, необходимо, на мой взгляд, подвести итоги по всем параметрам того, что уже есть.
Не в обиду будь сказано чиновникам, какие бы они талантливые ни были, не зная школы изнутри, вряд ли они смогут ввести какое-либо стопроцентно полезное для нее новшество.
Например, ВПР в разных классах по разным предметам. Основная задача такого контроля – поймать учителя на завышении оценок. Во всяком случае, это озвучил глава Рособрнадзора и замминистра образования РФ Сергей Кравцов: «Необъективная оценка Всероссийских проверочных работ (ВПР) приведёт к наказаниям директоров школ, в которых будут зафиксированы подобные нарушения»( выступление на ММСО 2018).
А утверждение, что «ВПР позволяет установить слабые и сильные стороны каждой образовательной организации» кажется проблематичным, потому что объективным оно ни в коем случае не будет. В каждом классе обычной, не элитной, школы, кроме обычных же учеников есть человек 5-7 (и с каждым годом все больше) детей со справками. Они учатся по облегченной программе (и эту программу, а то и 2-3 на один класс, в сентябре с каждого учителя потребуют, будьте уверены!).
«Двоек» таким детям ставить нельзя, так как, согласно справке, они имеют полное право не знать половину того, что требуется в ВПР. Так перед учителями встает неразрешимая дилемма, как в проведении такой работы, так и в ее проверке.
И драгоценные уроки теряются. В программе-то ВПР не заложена. Два урока- ВПР по своему предмету, потом один урок заберут под географию или что-то другое… .
Или устный экзамен по русскому языку. Передам самые яркие впечатления от проведения этого экзамена.
Во-первых, содержание. Беседа с каждым учеником делилась на две части. Сначала девятиклассник должен был грамотно прочитать текст, объемом со стандартную страницу, пересказать его подробно, обязательно включив в пересказ предложенную цитату.
Затем ему необходимо было рассказать, что изображено на фотографии (к слову, никак с текстом не связанной) и ответить на три вопроса по теме, этой фотографией заявленной (на каждый можно было ответить пятью-десятью словами).
Вместо описания фотографии, правда, можно было составить небольшой текст, тоже слов из 30-ти — 50 –повествование или рассуждение – но наши дети предпочитали описывать фотографию.
Для учеников с ОВЗ этот экзамен в самый раз, а для большинства девятиклассников — ну очень легкий. Ведь они уже и характер Онегина обсуждали на уроках литературы, и с гоголевским языком знакомы.
И опять ритуал: ответ ученика записывается на компьютерный носитель, и учитель не имеет права во время его ответа что-либо говорить (только во время так называемого диалога нужно прочитать три вопроса), даже знак, что можно отвечать или что время на подготовку вышло, следует давать с помощью жеста. Зачем нужно учительское безмолвие? Из-за этих условий напряжение на экзамене есть, но оно мало напоминает торжественность. И ни пользы от него, ни смысла не просматривается.
Так же, как и от экзамена по литературе в середине года. У учителей опять пропадают уроки сначала на подготовку к экзамену, затем на проверку работ учеников чужой школы. А ведь часов литературы в 11 классе всего три в неделю. И нельзя «пробегать» Булгакова, Шолохова обзорно.
Стараясь улучшить контроль над школой, чиновники не учитывают деталей школьной жизни, они их просто не знают. Поэтому неплохо бы вступить в диалог со школой, с учителями. Собрать и проанализировать предложения учителей, родителей, детей, много и серьезно поработать над программами, определиться с объемом предметов и количеством часов, планируемых на их изучение в каждом классе.
Подумать над тем, что, может, в 11 классе не стоит дублировать вопросы девятого, ведь КИМы ОГЭ и ЕГЭ дублируют друг друга, только в 9 классе задания построены по принципу кроссворда. Например, если в 11 классе нужно найти, в каких словах предложения пишется суффикс «нн», то в 9-ом нужно найти среди нескольких предложений слово, отвечающее правилу правописания суффиксов с «нн»; если в 11 нужно расставить знаки препинания в предложении с разными видами связи, то в 9-ом такое предложение нужно найти среди нескольких. То есть в 9 классе русский изучен, так почему бы его не сдать, а в 11-ом проводить полноценный экзамен по литературе, шестичасовой, с доступом к источникам. Он сразу покажет и знание выпускниками русского языка, и их речевой запас, и интеллектуальные способности каждого выпускника. Пусть это будет в чужой школе, с чужими преподавателями, но, согласитесь, сразу пропадет необходимость пропускать детей через металлоискатель: сочинение — творчество сугубо индивидуальное.
Но ничего подобного, к сожалению, не будет, пока чиновники почему-то в учителях видят жуликов, которые всячески скрывают настоящую картину в школе и вредят ей, чем могут.
А жаль. Только активная работа чиновников от образования в содружестве с учителями в этом направлении сможет вытащить школу из той трясины, куда она проваливается все глубже и глубже.
Почти 200 лет назад Отто фон Бисмарк (1815 — 1898, германский государственный деятель), сказал: «Отношение государства к учителю — это государственная политика, которая свидетельствует либо о силе государства, либо о его слабости. Войны выигрывают не генералы, войны выигрывают школьные учителя и приходские священники».
Как учителям докричаться до государства?
